Прощай, мама...

- Я никогда не забуду, как мама обняла меня последний раз, наспех поцеловала, погладила по голове и, стыдливо опустив глаза, произнесла: "Тебе здесь будет лучше". В тот момент в мое сердце как будто воткнули острую иголку и прокрутили несколько раз.

фото с сайта

Подруги сидели на скамейке в парке. Октябрьский сырой ветер холодил носы. Обе были укутаны в большие шарфы и между ними стоял термос с имбирным чаем.

Аннэт поморщилась, как от боли, придвинулась к Мэй и обняла ее.

- Мэй, не говори мне такое, у меня все внутри сжимается! Это ужасно, невозможно такое представить. Как ты с этим живешь, я не знаю.

- Знаешь, мне иногда кажется, что я все это почти забыла, но скоро ее день рождения... И всегда в это время года я вспоминаю маму. И у меня болит сердце. Раньше, когда я была маленькой, я делала ей подарки и представляла, что вдруг откроется дверь и она придет в этот день и я смогу ее поздравить. Но она не приходила. А я потом относила подарки для нее в сад и складывала возле забора, в секретном углу. Не знаю, куда они потом девались. Мне хотелось верить, что она приходит и тайком их забирает. Мне так хотелось в это верить.

- И ты ее никогда больше не видела после этого?

- Нет, я помню только, что после того, как папа ушел, она все время плакала и мне было ее так жаль. А потом она встретила того мужчину. Мне он очень не нравился. Он все время ругался и говорил, что я бестолковая и ничего не делаю, что я плохая дочь. А мама боялась и просила меня с ним не спорить, потому что он пригрозил, что уйдет от мамы. А мне этого и хотелось. Я думала, ну и хорошо, если уйдет. Зачем ей такой злой муж?

- А почему мама с ним жила?

- Она боялась остаться одной. Она мне так и сказала: "Ты вырастешь и уйдешь от меня, и я останусь одна". Но я тогда ее не послушалась и когда в тот вечер он меня обозвал Балдой Ивановной, я ему сказала, что он сам такой, и что я его не боюсь. И чтобы он ко мне в комнату без стука не входил и в таком тоне со мной не разговаривал. И с мамой тоже.

- И что было дальше?

- А дальше он стал на меня смотреть как на пустое место и сказал маме, чтобы она выбрала - или я или он. И она выбрала его... И перед этим она плакала и говорила - зачем я с ним так разговаривала, что надо быть хорошей дочерью. Что если я себя буду так вести, он ее бросит. А потом я вырасту и уеду, а она останется одна.

- Какой кошмар. Почему ты мне этого раньше не рассказывала? Я думала, что твоя мама умерла.

- Я все время верила, что она вернется однажды за мной. Она же тогда привезла меня бабушкам и сказала, что мне будет с ними лучше. Бабушки меня очень любили, ни в чем не отказывали. Но однажды я услышала, как они разговаривали на кухне. Они думали, что я сплю. Так вот, прабабушка Маргарита сказала, что не допустит, чтобы я страдала из-за мамы. И что пока она жива, в этом доме ее не будет. А ты ведь знаешь, что умела моя прабабушка. Она могла сделать так, чтобы мама никогда больше не смогла зайти в наш дом. А мама была совсем безвольная.

- Да, действительно странно. Твои бабушки были такие, такие... даже слов подобрать не могу. Могли за себя постоять, в общем. Никого не боялись, несмотря на то, что всегда одни жили, без мужчин.

- Да, верно. Так вот. Когда они разговаривали, я услышала, что они хотели отвадить от мамы этого мужа. Но потом пра сказала, что нельзя, это черная магия и за это можно потерять Дар. И что это не их забота, что мама должна сама с этим справиться. И тогда у меня в сердце снова повернулась эта иголка... У меня было предчувствие, что она не справится. Они никогда при мне о ней не говорили, будто ее и не было вовсе. И всем говорили, что я сирота.

- А ты ее ждала все время? А сейчас?

- Ребенку нужна мама. А если ее нет, то хотя бы мечта о маме. Прекрасная мечта. И знаешь, иногда прекрасная мечта лучше, чем мама, которой стыдишься. Это я сейчас понимаю, оценивая ситуацию взрослым взглядом. Представляю, как бы мне было больно смотреть на ее унижения перед этим мужем. И не понимать, почему она боялась остаться одна. Она же была такая красивая...

- Да уж, точно. Теперь понятно в кого ты такая красотка, - улыбнулась Аннэт. - Но, слава Богу, с волей у тебя все в порядке.

- Да, бабушки постарались вложить в меня всю их стойкость и силу, - глаза у Мэй затуманились, она втянула голову в шарф и отхлебнула чай из термоса, - двадцать лет прошло, как она ушла. Наверное, пора закрыть это дело. До сих пор ведь жду, представляешь? А где она сейчас? И жива ли? Если за двадцать лет не решилась, то уже и не придет. Я это чувствую. А как перестать ждать?

- А ты съезди в дом к пра, - ответила Аннэт, поежившись - ты же знаешь, там все ответы приходят. Дай-ка мне тоже чайку, а то околеть тут можно.

В субботу с утра пораньше Мэй настругала имбиря в термос, добавила меда и лимона, собрала небольшой оранжевый рюкзачок, положила свой арбузный зонтик, надела яркую цветочную куртку и резиновые сапоги и отправилась в деревню. Она выглядела как яркая цветочная полянка в пасмурном и дождливом дне. Мэй поймала себя на мысли, что всегда представляет, как бы оценила ее мама. Понравилась бы она ей? Хм, действительно, пора с этим прекращать.

Дом прабабушки Маргариты встретил ее сырым холодом. Мэй принесла березовые поленья из сарайки и растопила печку. Постепенно комната наполнялась теплом, окна запотевали, а Мэй сидела в кресле в шерстяных носках и пуховой шали и цедила маленькими глотками горячий имбирный чай из термоса. Мысли блуждали самостоятельно, Мэй согрелась, наполнилась теплом до самых кончиков пальцев и впала в сладкую полуденную дрему. 

В ее воображении появилась пра, они обнялись и начался разговор.

- Бабуля, не могу разобраться. Что с мамой, расскажи? Ты никогда мне ничего не рассказывала о ней. А я так скучала. И до сих пор скучаю. Почему она не вернулась?

Прабабушка Маргарита погладила ее по голове.

- Прости, родная, - мы о тебе пеклись. - Позаботились о том, чтобы она больше никогда в этот дом не вошла. Не хотели, чтобы она тебя мучила. Ничего бы хорошего не вышло. Мы ее предупредили тогда: "Если оставишь дочку, больше ее никогда не увидишь". Но все без толку. Сбил ее с пути тот мужик, ох, сбил. Нехороший он был, больной на голову. Все грозил, что бросит ее. А она как сама не своя, ничего с собой поделать не могла. Все одно твердила, как заколдованная: "Если он меня бросит, я одна останусь". И толку. Все равно ж бросил.

- Что??? - Мэй выпучила глаза. - Откуда ты знаешь, пра?

- Ох, милая, не нужно было тебе этого говорить, но что поделать... Знаю, каюсь. Бросил он ее. Я много чего знаю. Она хотела вернуться, но не пустили мы ее, прости. Не дали ей тебя мучить. Не дали даже близко к дому подойти. Не было бы ничего хорошего. Я знаю, что говорю. Тебя берегли. И в кого она такая случилась? Не было у нас таких в роду. За каждого мужика цеплялась, все боялась, что ее бросит. Как больная становилась, ничего с собой не могла поделать. Ты не такая, слава Богу.

Пра поцеловала внучку и растворилась. Мэй смотрела в одну точку, пытаясь осознать то, что услышала. "Она хотела прийти, но ее не пустили", - стучало в голове и отзывалось тупой болью в сердце. А она так ее ждала. А вдруг бы она вернулась и все бы стало хорошо. Эх, если бы хоть на секундочку увидеть маму, поговорить с ней.

- Здравствуй, дочка, - вдруг услышала она.

Мэй вздрогнула. Погрузившись в себя, она не заметила появления своей матери и смотрела на нее широко открытыми глазами. Мама была такая же, как двадцать лет назад. Красивая, стройная и какая-то жалкая... Так же стыдливо прятала глаза. Она стала что-то говорить, что хотела быть счастливой и построить свою жизнь. Что ее жизнь не удалась. И одновременно она оправдывала своего мужа, который ее бросил. Говорила, что она была плохой женой. А если бы была хорошей, то он бы никогда ее не бросил, и они были бы счастливы. И что если бы Мэй была хорошей дочерью, то они могли быть счастливы вместе, и ей бы не пришлось ее оставлять бабушкам. И она все говорила и говорила. И все о себе и о себе. И ни слова о Мэй. О том, как скучала, как думала о ней и хотела ее увидеть. Как хотела ее поздравить с днем рождения. Как жалела о том, что ее оставила бабушкам. Ничего этого не было.

Острая ледяная игла провернулась в сердце. Мэй смотрела на свою маму и ничего не слышала. В ушах зашумело, она закрыла глаза и потеряла сознание.

Комната наполнилась живым теплом. Мэй сидела в кресле, и беззвучно рыдала, слезы ручьями текли по щекам и капали на бабушкину шаль. Глаза не открывались, но боли в сердце больше не было. Там была пустота и жалость.

"Прабабушка Маргарита оказалась права. Какой бы я выросла рядом с моей мамой?"

Пра всегда говорила, что каждому человеку многое дано. Но он сам делает выбор, как себя реализовать. Есть программа-минимум и есть программа-максимум. Очевидно, что ее мама прожила свою жизнь по программе-минимум. Она всю жизнь была занята тем, что боялась, как бы ее не бросили. И ее бросили. Мэй тоже боялась этого, и ее тоже бросали. Но она пошла навстречу своему страху и теперь не боится. Как и с проклятием ее рода. Ни у одной женщины их рода после того проклятия жизнь не сладилась. И  у Мэй тоже не складывалась, пока она не решила разобраться со всем этим и снять проклятье. Всегда проще пенять на судьбу, чем что-то сделать, чтобы ее изменить.

Мама, мама, бедная мама. Пра еще говорила, что когда старшие в роду не решают свои задачи, то те переходят к младшим. Выходит, Мэй справилась и за себя и за маму. Судя по тому, что в ее жизни появился М. и она больше не боится, что он ее бросит, Мэй свои задачи решила. 

Слезы высохли и стягивали кожу солеными дорожками. Мэй открыла глаза. Острая боль в сердце прошла, осталось немного саднящее чувство, как бывает, когда заживает ссадина на коленке.

- Прощай, мама. Прощай, моя мечта о маме, - сказала Мэй вслух и посмотрела на портрет прабабушки Маргариты. - Спасибо, пра. А ведь есть и плюсы во всей этой истории. Я спокойно могу уехать и никто не будет по мне скучать. Это было последнее, что меня не отпускало. Еще немного, боль пройдет и можно будет собираться в путь с легким сердцем.