За окном была волшебная сказка, кружились снежинки, большой
сугроб переливался миллионом сверкающих граней в свете фонаря над крыльцом. Мэй
приехала погостить на выходные в бабушкин дом, чтобы побыть наедине с собой и
дописать наконец, роман, который ждали в издательстве. Она затопила печку.
Огонь потрескивал в немного сыроватых поленьях, печка пыхтела чайником, и дом
потихоньку наполнялся теплом.
Мэй залезла в любимое бабушкино кресло, надела толстые носки, закуталась в плед и, глядя на завораживающий танец языков пламени в щелочке возле печной дверки, задумалась о том, как быстро происходят метаморфозы в нашей жизни. Вот только что был холод и совершенно непригодное для жизни помещение. Появился огонь и за малый промежуток времени все кардинально изменилось. Пройдет два дня, Мэй вернется к себе в город и в этом доме снова воцарится ледяная тишина.
Так же и внутри каждого из нас. Только все происходит
гораздо быстрее. Бывает достаточно нового ощущения, понимания или эмоции, чтобы
внутреннее состояние вмиг изменилось на противоположное. Еще бывают барьеры,
которые мешают этим переменам. Как заслонка у печки, если ее не закрыть
вовремя, то все тепло улетучится в трубу. А если вовремя не открыть, то же
самое жизнетворящее и согревающее тепло превратится в убивающий угарный газ.
Что происходит с нами, когда мы оказываемся не в силах
проявить свои лучшие чувства, держим их под контролем, воспитываем близких
людей холодностью, когда внутри бушует пожар, отравляем себя угарным газом
едких мыслей? Что мешает нам открыть заслонку и поделиться своим теплом? Что
мешает свободно совершать круговорот добра в природе? Какая заслонка сидит в
каждом из нас? Конкретно, Мэй интересовал вопрос - какая заслонка сидит в ней и
не дает свободно выражать свои мысли, которые кажутся ей "плохими"?
Когда внутри пожар, и все уже заполнено дымом, а выхода наружу нет. И она
начинает отравлять сама себя.
Печка, казалось, прогорела, от нее пошел тяжелый, дремотный
жар. Мэй встала, закрыла заслонку и
быстренько залезла обратно в бабушкино кресло, чтобы не растерять накопленное
тепло. Как хорошо было в детстве. С любым вопросом она могла прийти к бабуле и
вместе они обязательно бы что-нибудь решили... А теперь - все самой... Мэй
зевнула. Что ж, утро вечера мудренее. А пока можно просто наслаждаться моментом
- уютное кресло, нагретый дом, кутерьма снежинок за окном и скоро Новый год.
Мэй и сама не заметила, как ее одолел сон... Тем временем, в замкнутом
пространстве печки накопился жар, и одно из самых сырых поленьев, которое не
прогорело до конца, подсохло и разгорелось с новой силой. Заслонка была
закрыта...
Мэй снился прекрасный сон. Она шла по красивой летней
тропинке и вдруг встретила бабушку, они тепло обнялись и обрадовались друг
другу. Мэй болтала без умолку и говорила, как она скучает по тем временам,
когда они виделись очень часто и могли обсуждать все на свете... Бабушка
поцеловала ее в макушку, нежно обняла и сказала:
"Настанет день, и мы снова будем вместе и сможем общаться, сколько душе угодно, но не сейчас. Тебе еще много надо сделать, ступай, моя дорогая."
Мэй очнулась от холода и от того, что кто-то ее тряс: "Проснись, да
проснись же!". Она открыла глаза и где-то далеко над собой, как в тумане,
увидела бабушкиного соседа, деда Кузьму, который натирал ей лицо снегом и приговаривал:
"Ну вот так, ну хорошо, слава Богу, все обошлось... Как же ты так, голубушка? А я-то иду, смотрю, свет горит, дай, думаю, загляну на огонек, кто это в гости к Настасье моей, соседке, пожаловал? А тут такое. Ну как же ты так? Ну, давай, вставай, обняла тебя уже смерть, но не время еще, не время. Поживешь еще, милая. Пойдем, чайку попьем, тебе полезно сейчас, крепкого да сладкого. Давай, сделаю".
Мэй с трудом приходила в себя, перед глазами все плыло и
раскачивалось. Дед Кузьма открыл заслонку. Она поняла, самой ей не справиться.
Кто-то должен помочь ей открыть внутреннюю заслонку, которая мешает ей жить
счастливо.