Снежинки падали ей на лицо, а весь город застыл хрустальным облаком. Мэй шла по улицам и смотрела в небо, оно было плотно затянуто белым покрывалом. Еще несколько дней назад она купалась в море и нежилась на солнце, а сегодня идет, укутанная в шарф, и ловит снежинки губами. В самолете она смотрела на облака сверху, они были густые и застилали все видимое пространство плотным ковром, без единого просвета, а Мэй очень хотелось заглянуть за ту сторону ковра хоть одним глазком.
И точно так же ей очень хотелось немного заглянуть в будущее, но оно было закрыто от ее взора, сколько бы она ни старалась. Только начинала болеть голова и ничего больше. Хотя раньше ей это всегда удавалось… Видимо, не нужно ей знать будущее сейчас. Иногда это бывает ни к чему, потому что знание о будущем меняет ход настоящего. Куда как приятнее было бы выбросить все мысли из головы и попрыгать на этом облачном батуте? Когда она маленькой летела в самолете, она всегда просила маму: «Я хочу на облако. Давай попрыгаем на облаке?», а пассажиры на соседних рядах смеялись. А Мэй думала, что им тоже хочется попрыгать на облаках, потому что они такие пушистые и воздушные…
Почему взрослые люди перестают радоваться тому, что видят сейчас, и им все время хочется знать, что будет потом? Мэй поняла, что ей нужно просто научиться быть счастливой без всяких гарантий на будущее. На самом деле все эти гарантии не более, чем иллюзии ума. Кто вообще может гарантировать какую бы то ни было стабильность? Ни штамп в паспорте, ни признание в вечной любви не гарантируют счастья до конца жизни. Мэй имела в данный момент самые непонятные отношения в своей жизни – секретные и без надежды на их развитие. Не возможность ли это научиться радоваться им прямо сейчас, и прожить их так, чтобы потом ни о чем не жалеть? Потому что каждая встреча может оказаться последней. Мэй была склонна к самокопанию и анализу своих поступков и исправлению ошибок прошлого.
Она как-то прочла, что:
Но она не была согласна с этим высказыванием, пусть его автором был сам Ремарк. По мнению Мэй, Раскаяние было тем самым спасательным кругом для утопающего в мучениях от собственных ошибок. Она сама часто пользовалась этим спасательным кругом, иначе как бы она смогла пережить некоторые вещи в своей жизни, которые нельзя было делать, а она сделала? Раскаяние означало для нее Прощение. Прощение себя, в первую очередь, за все совершенные глупости и неразумности. А прощение себя открывало возможности к прощению других. Так что Раскаяние для Мэй являлось неким таинственным ритуалом, освобождавшим ее от мук совести. И другого рецепта она пока не знала. Кроме того, чтобы не совершать ничего, за что потом ей стало бы стыдно. Но, так как мы все неидеальны, она не могла исключить вероятность возможных ошибок в своем будущем. И всегда знала, что у нее есть волшебное средство. Раскаяние.
Вот сейчас, например, вступая в секретные отношения, она не была до конца уверена, что поступает верно. Умом в любовных делах принять решение было невозможно, поэтому Мэй больше ориентировалась на свое душевное состояние. А душа ее пела и летала от счастья. По крайней мере, она упиралась до последнего, пока не поняла, что происходящее сильнее ее и от нее мало что зависит. Если уж тут вмешались высшие силы, от она отдает себя в их власть, потому что сопротивляться судьбе бессмысленно, это Мэй уже знала. Она не кривила душой и знала, что если и делает что-то нехорошее, что это не по злому умыслу и всегда готова раскаяться и простить себя, если поймет, что ошиблась.
Мысли перескочили на Мартина. Внутри разлилось тепло. Мэй изголодалась по любви, она прекрасно это понимала, а он все время говорил, что хочет подарить ей немного своего тепла. Да, он знал, что ее сердце покрыто льдом. Но оно уже немного оттаяло, и Мэй перестала этому противиться. Сильнейшим счастьем для Мэй было желание Любить и быть любимой. В ней накопилось столько желания любить, что она немного побаивалась, думая о том, что будет, когда ее сердце оттает совсем. Как бы не хлынула лавина, снося все шлюзы на своем пути… Надо открывать сердце потихоньку. И кажется Жизнь ей помогала в этом, устраивая редкие и не очень продолжительные встречи. Голодающего нужно возвращать на нормальное питание постепенно. Изголодавшаяся по Любви Мэй боялась утонуть в лавине собственных чувств. Поэтому она была очень осторожна.
С одной стороны, она влюблялась в Мартина и дарила ему свою Любовь, хоть и по чуть-чуть. С другой стороны, она принимала его Любовь, о которой он не уставал говорить. Все в этом мире ищут Любви. Сильнейший голод мира – голод по настоящей Любви, искренней и взаимной. Сколько людей, имея ее в своих сердцах, не имеют смелости соединиться в единое целое. И остаются «голодными», имея источник в себе. Но весь фокус в том, что насытиться можно, только лишь соединив две части любящих душ, которые подходят друг другу… Вот и получается, что одни боятся соединить подходящие части, не веря в то, что это возможно, а другие пытаются совместить несовместимое, коробя и царапая друг друга. А на самом деле так просто соединить сильнейшее счастье с сильнейшим голодом мира… Просто дарить друг другу свою Любовь от души, и не отказываться от Любви, особенно когда ты очень по ней изголодался.
Мэй подумала, что если бы ей пришлось выбирать всего одно воспоминание из всех, что у нее есть, она бы выбрала воспоминание о первой любви. Когда она была счастлива больше всего на свете. Когда ей открылся целый новый мир, волнующий, будоражащий глубины ее души, всех ее внутренностей. Когда у нее внутри разлилось море новых чувств и ощущений, о существовании которых она даже и не подозревала. В тот момент она поняла, что начала жить полной жизнью и дышать полной грудью. И чувствовать всем спектром своих чувств. Как у Высоцкого:
Ей посчастливилось… И она снова сладко улыбнулась, вспомнив о Мартине… Она никому не могла о нем рассказать, но очень сложно было держать этот океан чувств в себе. И Мэй посетила идея писать рассказы себе от себя самой, когда она станет бабушкой. Придумать историю их отношений с Мартином! Она чуть не подпрыгнула на месте! Как здорово! Сегодня же нужно начать!
Мэй обладала живым воображением и сразу же представила себе эдакую пожилую дамочку, энергичную и веселую, с чертовщинкой в глазах. Глядя на нее, сразу было понятно, что та не зря прожила свою жизнь. Она знала толк в любви и в мужчинах и до сих пор не упускала случая с ними пококетничать. Она бы уже написала мемуары, но прекрасно понимала, что очень многое унесет в могилу с собой. Вот ведь, точно жизнь прошла под девизом «есть что вспомнить, нечего внукам рассказать…». Ну как она может рассказать, например, о том ухажере-дальнобойщике, который приезжал на свидания на Камазе, и они все выходные напролет занимались любовью в комнате общежития, где он жил… А потом однажды он приехал ночью, когда она уже спала, постучал в окно, а открыл ее отец. И они, не став будить Мэй, вместе распили бутылку вина, тот рассказал о его единственной и неповторимой дочери и уехал навсегда…
Или о том мальчике, однокласснике ее младшей сестры, который только что пришел из армии, и они оба кинулись в это любовное приключение, как в теплое море после долгой зимы. Он приезжал по ночам, стучался в форточку, и говорил, что не мог уснуть, соскучился, и она вылезала через окно к нему в машину, чтобы ездить по городу белыми ночами, целоваться в сарайке во дворе… это было так сладко и невинно… Или, разве она может рассказать о своем романе с тем экзотическим мужчиной... Ах, что это был за мужчина, как он ухаживал и какие слова говорил... Это был самый необычный роман в ее жизни, и он был покрыт самой большой тайной. Бурный и очень секретный роман. Как горная река, которая проносится, смывая все на своем пути, очищая от лишнего и напитывает землю для новых всходов. Что и говорить, этот страстный и скоротечный роман повернул ее жизнь совсем в другую сторону. Но кому она может об этом рассказать?
В общем, все ее запретные мемуары были про любовные отношения. А жаль, подумала состарившаяся Мэй. Уж в чем, в чем, в а Любви она знала толк и поделиться ей определенно было чем. И почему вся эта тема так странно преподносится… Делится на возвышенную любовь и плотскую. Но разве может существовать одна без другой? Если притягиваются души, мы узнаем об этом по притяжению тел. И зачем отделять одно от другого? Зачем мучиться и мучить другого? Она этого так и не смогла понять. Если бы вернуть все назад, она бы прожила ту же самую жизнь, но наверняка стала больше себе позволять, сильнее проявлять чувства, больше отдавать любви миру и людям и принимать ее обратно...
Мэй перечитала написанное и подумала, что хороший, однако, совет дала она сама себе из будущего. Что ж, так или иначе, она его подсмотрела. Мэй хитро улыбнулась сама себе. Да, она знала, что от судьбы не уйдешь. А ее призванием и судьбой было "Любить и быть любимой". Это она уже успела понять и сама. Но для этого ей предстояло. научиться не только отдавать, но и "принимать" любовь... Эх, поделился бы кто рецептом - "как принимать Любовь"...
И точно так же ей очень хотелось немного заглянуть в будущее, но оно было закрыто от ее взора, сколько бы она ни старалась. Только начинала болеть голова и ничего больше. Хотя раньше ей это всегда удавалось… Видимо, не нужно ей знать будущее сейчас. Иногда это бывает ни к чему, потому что знание о будущем меняет ход настоящего. Куда как приятнее было бы выбросить все мысли из головы и попрыгать на этом облачном батуте? Когда она маленькой летела в самолете, она всегда просила маму: «Я хочу на облако. Давай попрыгаем на облаке?», а пассажиры на соседних рядах смеялись. А Мэй думала, что им тоже хочется попрыгать на облаках, потому что они такие пушистые и воздушные…
Почему взрослые люди перестают радоваться тому, что видят сейчас, и им все время хочется знать, что будет потом? Мэй поняла, что ей нужно просто научиться быть счастливой без всяких гарантий на будущее. На самом деле все эти гарантии не более, чем иллюзии ума. Кто вообще может гарантировать какую бы то ни было стабильность? Ни штамп в паспорте, ни признание в вечной любви не гарантируют счастья до конца жизни. Мэй имела в данный момент самые непонятные отношения в своей жизни – секретные и без надежды на их развитие. Не возможность ли это научиться радоваться им прямо сейчас, и прожить их так, чтобы потом ни о чем не жалеть? Потому что каждая встреча может оказаться последней. Мэй была склонна к самокопанию и анализу своих поступков и исправлению ошибок прошлого.
Она как-то прочла, что:
«Раскаяние - самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее».
Но она не была согласна с этим высказыванием, пусть его автором был сам Ремарк. По мнению Мэй, Раскаяние было тем самым спасательным кругом для утопающего в мучениях от собственных ошибок. Она сама часто пользовалась этим спасательным кругом, иначе как бы она смогла пережить некоторые вещи в своей жизни, которые нельзя было делать, а она сделала? Раскаяние означало для нее Прощение. Прощение себя, в первую очередь, за все совершенные глупости и неразумности. А прощение себя открывало возможности к прощению других. Так что Раскаяние для Мэй являлось неким таинственным ритуалом, освобождавшим ее от мук совести. И другого рецепта она пока не знала. Кроме того, чтобы не совершать ничего, за что потом ей стало бы стыдно. Но, так как мы все неидеальны, она не могла исключить вероятность возможных ошибок в своем будущем. И всегда знала, что у нее есть волшебное средство. Раскаяние.
Вот сейчас, например, вступая в секретные отношения, она не была до конца уверена, что поступает верно. Умом в любовных делах принять решение было невозможно, поэтому Мэй больше ориентировалась на свое душевное состояние. А душа ее пела и летала от счастья. По крайней мере, она упиралась до последнего, пока не поняла, что происходящее сильнее ее и от нее мало что зависит. Если уж тут вмешались высшие силы, от она отдает себя в их власть, потому что сопротивляться судьбе бессмысленно, это Мэй уже знала. Она не кривила душой и знала, что если и делает что-то нехорошее, что это не по злому умыслу и всегда готова раскаяться и простить себя, если поймет, что ошиблась.
Мысли перескочили на Мартина. Внутри разлилось тепло. Мэй изголодалась по любви, она прекрасно это понимала, а он все время говорил, что хочет подарить ей немного своего тепла. Да, он знал, что ее сердце покрыто льдом. Но оно уже немного оттаяло, и Мэй перестала этому противиться. Сильнейшим счастьем для Мэй было желание Любить и быть любимой. В ней накопилось столько желания любить, что она немного побаивалась, думая о том, что будет, когда ее сердце оттает совсем. Как бы не хлынула лавина, снося все шлюзы на своем пути… Надо открывать сердце потихоньку. И кажется Жизнь ей помогала в этом, устраивая редкие и не очень продолжительные встречи. Голодающего нужно возвращать на нормальное питание постепенно. Изголодавшаяся по Любви Мэй боялась утонуть в лавине собственных чувств. Поэтому она была очень осторожна.
С одной стороны, она влюблялась в Мартина и дарила ему свою Любовь, хоть и по чуть-чуть. С другой стороны, она принимала его Любовь, о которой он не уставал говорить. Все в этом мире ищут Любви. Сильнейший голод мира – голод по настоящей Любви, искренней и взаимной. Сколько людей, имея ее в своих сердцах, не имеют смелости соединиться в единое целое. И остаются «голодными», имея источник в себе. Но весь фокус в том, что насытиться можно, только лишь соединив две части любящих душ, которые подходят друг другу… Вот и получается, что одни боятся соединить подходящие части, не веря в то, что это возможно, а другие пытаются совместить несовместимое, коробя и царапая друг друга. А на самом деле так просто соединить сильнейшее счастье с сильнейшим голодом мира… Просто дарить друг другу свою Любовь от души, и не отказываться от Любви, особенно когда ты очень по ней изголодался.
Мэй подумала, что если бы ей пришлось выбирать всего одно воспоминание из всех, что у нее есть, она бы выбрала воспоминание о первой любви. Когда она была счастлива больше всего на свете. Когда ей открылся целый новый мир, волнующий, будоражащий глубины ее души, всех ее внутренностей. Когда у нее внутри разлилось море новых чувств и ощущений, о существовании которых она даже и не подозревала. В тот момент она поняла, что начала жить полной жизнью и дышать полной грудью. И чувствовать всем спектром своих чувств. Как у Высоцкого:
«Потому что если не любил, Значит и не жил и не дышал».
Ей посчастливилось… И она снова сладко улыбнулась, вспомнив о Мартине… Она никому не могла о нем рассказать, но очень сложно было держать этот океан чувств в себе. И Мэй посетила идея писать рассказы себе от себя самой, когда она станет бабушкой. Придумать историю их отношений с Мартином! Она чуть не подпрыгнула на месте! Как здорово! Сегодня же нужно начать!
Мэй обладала живым воображением и сразу же представила себе эдакую пожилую дамочку, энергичную и веселую, с чертовщинкой в глазах. Глядя на нее, сразу было понятно, что та не зря прожила свою жизнь. Она знала толк в любви и в мужчинах и до сих пор не упускала случая с ними пококетничать. Она бы уже написала мемуары, но прекрасно понимала, что очень многое унесет в могилу с собой. Вот ведь, точно жизнь прошла под девизом «есть что вспомнить, нечего внукам рассказать…». Ну как она может рассказать, например, о том ухажере-дальнобойщике, который приезжал на свидания на Камазе, и они все выходные напролет занимались любовью в комнате общежития, где он жил… А потом однажды он приехал ночью, когда она уже спала, постучал в окно, а открыл ее отец. И они, не став будить Мэй, вместе распили бутылку вина, тот рассказал о его единственной и неповторимой дочери и уехал навсегда…
Или о том мальчике, однокласснике ее младшей сестры, который только что пришел из армии, и они оба кинулись в это любовное приключение, как в теплое море после долгой зимы. Он приезжал по ночам, стучался в форточку, и говорил, что не мог уснуть, соскучился, и она вылезала через окно к нему в машину, чтобы ездить по городу белыми ночами, целоваться в сарайке во дворе… это было так сладко и невинно… Или, разве она может рассказать о своем романе с тем экзотическим мужчиной... Ах, что это был за мужчина, как он ухаживал и какие слова говорил... Это был самый необычный роман в ее жизни, и он был покрыт самой большой тайной. Бурный и очень секретный роман. Как горная река, которая проносится, смывая все на своем пути, очищая от лишнего и напитывает землю для новых всходов. Что и говорить, этот страстный и скоротечный роман повернул ее жизнь совсем в другую сторону. Но кому она может об этом рассказать?
В общем, все ее запретные мемуары были про любовные отношения. А жаль, подумала состарившаяся Мэй. Уж в чем, в чем, в а Любви она знала толк и поделиться ей определенно было чем. И почему вся эта тема так странно преподносится… Делится на возвышенную любовь и плотскую. Но разве может существовать одна без другой? Если притягиваются души, мы узнаем об этом по притяжению тел. И зачем отделять одно от другого? Зачем мучиться и мучить другого? Она этого так и не смогла понять. Если бы вернуть все назад, она бы прожила ту же самую жизнь, но наверняка стала больше себе позволять, сильнее проявлять чувства, больше отдавать любви миру и людям и принимать ее обратно...
Мэй перечитала написанное и подумала, что хороший, однако, совет дала она сама себе из будущего. Что ж, так или иначе, она его подсмотрела. Мэй хитро улыбнулась сама себе. Да, она знала, что от судьбы не уйдешь. А ее призванием и судьбой было "Любить и быть любимой". Это она уже успела понять и сама. Но для этого ей предстояло. научиться не только отдавать, но и "принимать" любовь... Эх, поделился бы кто рецептом - "как принимать Любовь"...